Подкидыш

Автор: И.А. Любич-Кошуров, 1902 г.

I. Приятели
II. Подкидыш
III. Деловые птицы
IV. Разбойники и «Рыцарь»
V. Старый знакомый
VІ. Что было дальше
VII. Избавитель

 

I. Приятели

 

– Фу, какой важный! – сказал петух индюку, пытался, было, распустить свой хвост совершенно так, как индюк, но у него ничего не вышло.

И он повторит еще раз, глядя на индюка во все глаза:

– Фу, какой важный!

А индюк скосил хвост на бок, так что крайние перья почти коснулись земли и закричал на весь двор:

– Люблю, люблю, люблю!

И потом, пройдясь около петуха, остановился опять и опять крикнул еще громче:

– Люблю, люблю, люблю!

– Ого! – сказал петух.

Индюк сложил хвост, подобрал крылья и спросил:

– То есть это вы насчет чего?

– На счет вашего голоса – ответил петух.

– Гм, – сказал индюк и вопросительно взглянул на петуха – он не знал, как он должен понять петуха, хвалит ли его петух или наоборот недоволен, как он кричит.

И помолчав минуту, он опять обратился к петуху:

– Вы сказали «ого», – проговорил он и отвел глаза в сторону.

Он больше не смотрел на петуха... но вместо того насторожил слух; в ту минуту его больше всего занимало, что ему скажет петух.

Петух сейчас же напустил на себя важности. Может быть, он подумал, что индюк считает его за учителя пения и необыкновенно дорожит его мнением!.. Мало ли что он мог подумать!

И он произнес, строго оглядев индюка с головы до ног:

– Да, я сказал: «ого».

И умолк, продолжая смотреть на индюка также строго.

– Что же это такое значит «ого?» – спросил индюк, немного заикаясь.

Вместо ответа петух стал смотреть на него еще строже; смотрел, смотрел и затем сказал:

– А нуте-ка, гаркните еще!

Индюк развернул хвост веером, закинул голову назад и выпучил на петуха глаза... Он вобрал в себя воздуху столько, сколько мог, и от этого у него зоб и бока раздулись и встопорщились перья... Он приготовился крикнуть так, чтобы у петуха в ушах зазвенело.

И петух видел это и со своей стороны тоже приготовился... Он крепко уперся ногами в землю на тот случай, чтобы не вздрогнуть и не покачнуться, если индюк оглушит его, и также вытаращил глаза на индюка.

И они стояли так минуту или две друг против друга с вытаращенными глазами, как два врага, хотя они были приятели...

– А ну-те... – сказал петух.

К тому времени брыжи у индюка от натуги стали совсем красные, как вишни...

– Люблю, люблю, люблю! – закричал он, однако, далеко не так громко, как предполагал петух...

Он внимательно взглянул на петуха и сразу понял, что петух ожидал от него большего.

И не справляясь у петуха, как он нашел его пение, он снова, почти не переводя духу, закричал, тряся брыжами:

– Люблю, люблю, люблю!

Когда он прокричал, петух опустил голову и, глядя вниз, сказал:

– Н-да...

И опять поднял плаза на индюка.

– А нуте-ка еще, – произнес он, выпрямился, хотел было подбочениться лапкой, но это оказалось для него невозможным.

– Нуте-ка, – повторил он.

Но он уж слишком многого хотел от индюка...

– Будет, – сказал вдруг индюк, повернулся к петуху задом с явным намерением уйти, но, вместо того вдруг распустил хвост, повернулся опят передом и спросил:

– А ведь недурно?

И прищурил, один глаз. Он стоял перед петухом, шевеля хвостом, и хвост у него на солнце переливался, как радуга. Голову он держал запрокинутой далеко назад, так что она почти лежала у него на спине. Он стоял и ждал, что скажет ему петух.

– Ничего себе, – сказал петух.

Индюк выставил зоб еще больше вперед, надулся, при чем перья у него на зобу и на боках оттопырились с громким шуршаньем, и вместе с тем немного на шаг или на половину шага придвинулся к петуху. Голова его по-прежнему лежала на спине.

– А? – вопросительно произнес он, еще надулся немного и еще немного подвинулся вперед.

– Не дурно, – сказал петух.

– Гм! – сказал индюк иронически и прошелся раз или два взад и вперед перед петухом; затем, остановился опять против, нею.

– Люблю, люблю, люблю! – закричал он совсем, неожиданно и затем, прибавил: – Вам так не крикнуть!

И опять положил, голову на спину.

– Мне? – сказал петух.

– Вам! – ответил индюку повышая голос. Брыжжи у него чуть-чуть покраснели – верный признак, что он начинает сердиться.

– Мне? – повторил петух, тоже как индюк повысив голос.

– Вам! – еще громче произнес индюк.

– Мне? – уже совсем громко крикнул петух.

– Вам! – закричал индюк еще более громко.

– Мне? – уже не закричал, а заорал петух.

Индюк, заорал, тоже:

– Вам! вам!

Тогда петух крикнул, надсаживаясь изо всех сил:

– Мне?

В ответ раздался не менее оглушительный крик:

– Вам!

И они долго перекликались так, с каждым разом все повышая и повышая голос... Под конец, они забыли даже, о чем они спорят. Они заняты были теперь одним: каждому хотелось перекричать другого... Они стоили друг против друга и выкрикивали поочередно, петух свое, а индюк свое, точно посылали навстречу друг другу оглушительные выстрелы...

От крика у них начинала болеть голова, перед глазами пошли красные круги... Они охрипли, даже слух у них притупился, и они уж плохо различали свои голоса... Даже смысл слов, которые они выкрикивали, они понимали не совсем ясно... Спор обратился в состязание. Как это вышло они сами не заметили... И вот настала трагическая минута...

– Вам! – хотел было крикнут индюк, но вместо того только открыл рот, да так и остался с открытым ртом, глядя на петуха выпученными глазами. Совершенно также открыв рот и выпучив глаза стоял перед ним петух...

У них пропал голос... У них захватило дух и не хватало сил для крика. Оба жадно глотали воздух.

– Уф, – сказал петух.

– Уф, – сказал индюк.

– О чем бишь мы? – спросил петух.

– Да, о чем? – повторил индюк.

И они поглядели друг на друга совсем глупо.

– Пойдемте-ка лучше на огород, – предложил индюк.

– И то, – согласился петух.

Они отправились на огород. Они шли важно по дорожке к огороду и переговаривались:

– Люблю, люблю, знаете поклевать.

– Чего лучше.

– Особенно как вот этак намаешься.

– Терпение и труд, знаете, все перетрут...

Последняя фраза принадлежала петуху. Может быть, она была ни к селу ни к городу, но петух произнес ее с необыкновенно глубокомысленным видом.

– То есть это вы насчет чего? – спросил его индюк.

– А так, вообще, – ответил петух.

– Гм, – сказал индюк.

Потом он вздохнул. Он часто не понимал петуха, правда, потому больше, что петух всегда почти говорил бессмыслицы... Но петух говорил эти бессмыслицы так глубокомысленно, что индюк совершенно искренно считал его философом.

Конечно, он не высказывал ему этого прямо в глаза, но после всякой такой бессмыслицы на несколько времени становился необыкновенно грустным и держался с петухом много вежливей, чем при других разговорах, когда петух выражался общепонятным языком. Тогда, наоборот, он говорил петуху всякие грубости. Он ему мстил этим за его мудрые изречения.

Итак, они шли теперь по дорожке к огороду, петух, высоко подъяв голову и глядя прямо перед собою, а индюк, подобрав крылья, сложив хвост и вздыхая на каждом шагу, потому что петух за каждым новым шагом удивлял своего собеседника все новыми и новыми изречениями...

Он выпаливал их одно за другим, иногда с некоторыми незначительными паузами, иногда так поспешно, что трудно было уловить, где начинается одно изречение и кончается другое.

Поспешность, с которою он говорил, имела, однако, весьма уважительные причины. Петуху важно было, чтобы тон в разговоре задавал именно он, петух, а не индюк... Иначе индюк, конечно, сейчас же стал бы непременно отпускать разные шпильки по адресу «философа». А философ, нужно правду сказать, не любил этих шпилек.

Но индюк внимательно следил за петухом, и едва петух замедлился на минуту, сейчас же вставил свое слово:

– А что у нас новенького?

И не дожидаясь, что ответит ему петух, продолжал:

– Говорят, у нас будет скоро новый управляющий.

Про управляющего петух ничего не слыхал.

– От кого вы слышали? – спросил он.

Индюк распустил хвост и ответил:

– От скворца...

Тут он, как всегда, для большей важности выпятил зоб и добавил:

– Вот уж можно сказать – профессор...

И не без ехидства бросил на петуха косой взгляд.

– Кто? – спросил петух.

– А скворец.

Он опять скосил глаза в сторону петуха, подождал, что он скажет, и так как петух молчал, с убеждением заметил:

– Ученейшая птица. Говорит, как человек.

– Да, – согласился петух и вдруг остановился.

– Что вы? – спросил индюк.

– Видите, – заговорил петух, не глядя на него, – тут нам придется расстаться, потому что я вспомнил об одной вещи... Я пойду сейчас на луг... До свиданья.

И он очень вежливо поклонившись индюку, повернулся и направился в сторону от дорожки. Индюк живо нагнал его.

– Я тоже с вами, – сказал он, крякнул и пошел с петухом рядом.

Сделав несколько шагов, он произнес, как раньше, с неослабевающей силой и с полным убеждением:

– Ученейшая птица...

И помолчав минуту, пояснил:

– То есть, это я про скворца.

– Э! – махнул петух крылом, – мне не до скворца... У меня сейчас дело и очень серьезное дело...

– Про которое, однако, вы едва не забыли, – уязвил его индюк.

Но петух сделал вид, что не слышит его. А, может быть, он и правда не слышал…

Он сказал:

– Тут у нас галки выводят цыплят...

– Как выводят цыплят? – удивился индюк и, остановившись, при чем и петух тоже остановился, с недоумением посмотрел ему прямо в глаза...

– Очень просто, – ответил петух.

Индюк все продолжал смотреть на него с выражением безграничного удивления.

– Вы шутите! – сказал он наконец.

– Ни капельки.

– Гм...

И индюк снова остановил на нем глаза.

– Так правда?

– Совершенная правда, – сказал петух.

– Так, так, – простые галки?

– Простые галки.

– И самых обыкновенных цыплят?

– Самых обыкновенных.

– Не ожидал, – сказал индюк, – вот уж чего не ожидал, того не ожидал...

– Пойдемте? – обратился к нему петух.

– Конечно, конечно.

Петух двинулся дальше, и индюк торопливо зашагал за ним. Некоторое время они шли молча. Потом индюк спросил:

– Но скажите, а как же куры могли положить яйца в галочьи гнезда?

– Они и не клали их туда, – ответил петух, усмехнулся и поглядел на индюка очень выразительно. Он как будто хотел сказать ему этим взглядом:

– Какой же простак ты, братец!

– А как же? – не переставал удивляться индюк.

– А очень просто: их туда положили хозяева.

– А-а-а, – протянул индюк, – так, так, так... но позвольте! – снова остановил он петуха.

– Ну?

– Зачем же это понадобилось?

– А потому что у них всего две курицы, а яиц много...

– Так вот что...

Они опять пошли молча. Только от времени до времени индюк говорил, шагая большими размашистыми шагами рядом с петухом:

– Удивительно, удивительно.

И то и дело взглядывал на петуха и качал головою. А петух шел молча. Он ни разу не взглянул на индюка и вид у него теперь был озабоченный, хотя я должен сказать здесь, что он только напустил на себя эту озабоченность. Ему не хотелось, чтобы индюк опять стал говорить ему свои колкости. И он шел торопливо, перескакивая через кочки и канавки, и ничего не говорил с индюком.

Так что индюк невольно подумал про него: «А ведь поглядеть так на него: какой беззаботный...»

 

II. Подкидыш

 

От огорода до луга считалось около версты. Мы оставим пока петуха и индюка. Пусть они себе идут и беседуют о чем им угодно.

Мы еще встретимся с ними в другом месте, а в этой главе я расскажу читателям об удивительном событии среди галок – о появлении в нескольких галчиных гнездах огромных, по-галочьему, куриных яиц... Галчиный историк даже описал это событие в своей истории, толстой большой книге, сшитой из листьев ракиты.

Итак, приступаю к рассказу.

На верхушке высокой старой ракиты сидел галка-самец и кликал свою самку:

– Галка, галка!

В голосе его слышался испуг, тревога и голос, помимо его воли, был слабый и тихий. А галка-самка была далеко, и он хотел крикнуть как можно громче, чтобы галка его услышала сразу.

Он кричал, и то и дело опускал голову вниз и смотрел на свое гнездо где лежало огромное, занимавшее почти третью часть гнезда, яйцо. Яйцо это появилось совершенно неожиданно. Прежние маленькие яички пропали неизвестно куда, а на их месте теперь лежало одно большое яйцо...

И галка-самец боялся войти в свое гнездо. Почему он знал, что его там ожидает.

Он сидел на самой высокой ветке родного дерева и призывал свою галку:

– Галка! галка!

Галка долго не являлась на его крик. Наконец, она прилетела. Она села рядом со своим супругом и спросила:

– Что ты?

Супруг с грустью поглядел ей в глаза, вздохнул и сокрушенно потряс головою.

– Смотри-ка, – указал он ей глазами на гнездо, – видишь!

И потом спросил:

– Что это?

– Не знаю, – ответила галка-самка почти машинально, без всякого выражения, и в свою очередь спросила, прямо в глаза глядя супругу:

– Что это?

Но она видела по его глазам, что он теряется в догадках не меньше чем она. Тогда они сели рядом бок-о-бок и долго сидели так, прижавшись друг к другу, только изредка раздавались по ракитнику их грустные голоса:

– Галка! галка!

– Ох, галка, галка!

Затем галка-самка молча спустилась веточкой ниже, села здесь и позвала супруга:

– Галка, галка!

– Галка, галка! – откликнулся супруг и порхнул к ней.

Они опять сели рядом, близко друг к дружке.

– Слушай, галка, – сказала галка-супруга.

– Что моя галка? – ответил супруг.

Супруга посмотрела пристально, со скрытой тревогой, ему в глаза и спросила:

– Ты боишься?

– С тобой – нет, – ответил супруг.

И они опять поглядели в глаза друг другу. Они поняли друг друга без слов: она звала его в гнездо, он согласился. Они сказали об этом друг другу глазами. И вместо же рядом они порхнули к гнезду и сели у его входа так же рядом, как сидели раньше на раките. В гнезде никого не было, только лежало одно это большое яйцо с белой скорлупой. Супруг спросил:

– Слушай, может быть, это наше яйцо?

Он промолчал немного и опять сказал:

– И какой зато великан будет у нас сын, а?

Он взглянул на галку.

– Может быть ты сама не заметила, как снесла это яйцо? Может быть ты, снесла его ночью...

Супруга все молчала.

– Что же ты не говоришь? – обратился к ней супруг.

– Я ничего не знаю, – откликнулась она наконец, – что я могу сказать?

– Что же нам делать?

Вместо ответа галка вошла в гнездо и села на яйцо. Галка-супруг смотрел на нее в ожидании.

– Ты знаешь, – сказала супруга, – теперь мое время сидеть на яйцах?

– Знаю.

Он все глядел на нее, и теперь в его глазах мелькнуло другое выражение, как будто он все понял, что скажет ему галка дальше, и был рад за свою галку...

– И я буду сидеть, – сказала галка, – иначе я не могу...

– Да, да! – закивал супруг головою и глядел на галку и улыбался ей глазами.

Потом он улетел, а галка осталась в гнезде. Она добросовестно принялась исполнять обязанности наседки. Она почти не покидала гнезда. Супруг прилетал к ней по нескольку раз в день, всегда принося в клюве самые любимые ее кушанья; галка-самка особенно любила гречиху, и супруг летал за гречихой очень далеко, – в город, потому что на полях гречиха еще зацветала.

Иногда супруг садился где-нибудь неподалеку от гнезда, и тогда они начинали перекликаться:

– Здравствуй, моя галка!

– Галка, галка, здравствуй!

Так прошло несколько дней. Раз как-то галка-супруг принес интересную новость: во многих других галчиных гнездах тоже оказались яйца такие же большие как в их гнезде.

Они проговорили целый час по этому поводу и строили разные предположения. Особенно фантазировал супруг.

– Если у нас будут такие великаны-дети, вот-то мы зададим трепку воронам, – сказал он между прочим.

– А особенно, – добавила супруга, – знаешь, что живет около моста.

Около моста на высокой осине несколько лет тому назад поселилась, действительно настоящий разбойник, – старая ворона. Ворона таскала яйца из галочьих гнезд, а иногда и детенышей...

Об этой вороне будет еще речь впереди, а пока мы вернемся к нашим старым знакомым – к петуху и индюку.

 

III. Деловые птицы

 

Петух именно намеревался посетить только чтоописанное нами галчиное семейство. Он хорошо знал ту ракиту где обитали супруги. И, явившись в сопровождении индюка на луг, он прямо направился к этой раките.

В гнезде в это время находилась только самка-галка. Самца не было, он улетел на охоту. Петух подошел к раките, поднял голову кверху и закричал:

– Кукареку! Дома?

Индюк стоял с ним рядом, с любопытством вперив взор в самую гущу ветвей ракиты. Он искал гнездо.

– Кто там? – раздался с ракиты немного неуверенный голос.

Вслед затем между веток ракиты просунулась маленькая черная головка с зоркими глазками.

– Это я – петух! – сказал петух, – позвольте представиться.

Он поклонился.

– А это мой приятель, – указал он потом на индюка и пояснил: – Индюк!

– Индюк, – сказал и индюк, тоже кланяясь, – к вашим услугам.

Он взмахнул крыльями, распустил хвост и прошелся около ракиты. Петух крякнул. И индюк тоже крякнул. Затем они оба вытянули шеи и стали смотреть вверх. Петух видел плохо, но у индюка было прекрасное зрение.

– Вон оно, – сказал он, толкнув петуха в бок, – станьте на мое место... вон оно яичко.

И чтобы лучше видеть, он поднялся на пальцы, уступив, однако, петуху свое место, с которого, правда, хорошо было видно.

– Вижу, вижу, – заговорил петух, – вижу вон оно...

– Галка, галка! – закричала галка.

Разве она могла знать, зачем к ней пожаловали эти два господина? Она смотрела на них сверху и думала: «Господи, какое страшилище!» И ей показалось не совсем, безопасным остаться с ними одной.

– Галка! галка! – закричала она.

Это она звала своею супруга. Последний сейчас же явился. Увидев петуха и индюка, он сел на ветку несколько ниже гнезда и закивал им головою. Он знал их уже давно, хотя еще не был знаком.

– Вы со двора?.. – обратился он к ним.

– Со двора, – ответил петух. – Я так пришел поглядеть... мое почтение.

– Мое почтение!

– Я насчет собственно яиц, – продолжал петух и вдруг поднял голову и закричал: – Кукареку!

Индюк сейчас же последовал его примеру. Он напыжился и крикнул:

– Люблю, люблю, люблю!

– Чего вы? – откликнулся сверху самец-галка, глядя на них не без удивления.

– Я-то сказал насчет яиц, – в виде пояснения заметил петух и, сделав строгие глаза, добавил: – У меня чтоб без фальши.

И индюк немедленно же сделал как раз такие же строгие глаза и повторил:

– У нас чтоб без фальши.

При этом, конечно, он проделал все свои штучки: распустил хвост, раздул зоб и положил голову на спину.

– О, Господи, – произнесла самка-галка с испугом, – кто они?

Галка-самец хотел было объяснить ей, но петух предупредил его.

– Мы-то? – крикнул он.

А индюк сказал внушительно:

– Артисты!

– Артисты мы, – оказал и петух и, откашлявшись, продолжал: – Положили тут к вам в гнездо яйца куриные... Стало быть, на воспитание. Глядите, не бросать!

И строго взглянув на самца-галку, он спросил, так как думал, что галка-самка будет ему возражать:

– Чего?

– Я ничего.

– То-то! У меня, чтоб смотреть да смотреть.

– Чтоб смотреть! – повторил за ним индюк.

Индюк, как распустил хвост, как положил голову на спину, так и ходил все время. Конечно он заботился только о том, чтобы произвести должное впечатление на бедных галок. В тех же соображениях он вдруг заорал ни с того ни сего:

– Убью, – убью, – убью!

– О Господи, – опять вздохнула галка.

– Так это, значит, куриные яйца? – спросил самец-галка.

– А то чьи же?

– А зачем вы их к нам подкинули?

Он умолк на минутку и затем обратился опять к петуху необыкновенно любезно:

– Вы меня извините, вы мне позвольте к вам обратиться с одним вопросом?

– Ну?

– Видите, может, у вас не хватило наседок, тогда зачем вы сами не стали высиживать яйца?

– Кто мы? петухи?

– Петухи.

Петух взглянул на него и презрительно усмехнулся.

– Эх, ты! – сказал он.

– Нет, ей Богу, почему?

– Потому, – проговорил петух важно, – что то ты, то я.

– Как так?

– У меня есть более важное дело.

– Конечно, у нас есть важное дело, – заметил также важно со своей стороны индюк.

– Например, мы сегодня, – начал, было, петух и сразу умолк; он не мог теперь припомнить, чем таким особенным он отметил сегодняшний день?

Он, повернулся к индюку.

– Да, что мы бишь сегодня?

Но индюк тоже не помнил. У него вообще была короткая память. От сегодняшнего состязания с петухом у него осталось только некоторая слабость, а про самое состязание он уже давно забыл.

– Вообще потрудились, – сказал он.

– Да вот, например, – нашелся, наконец, петух, – к вам пришли... А то не догляди за вами, вы «бознать» чего наделаете.

И, повернувшись, он пошел прочь, не торопливо переставляя ноги по высокой траве. Индюк пошел за ним следом... Он шел с распущенным хвостом, с головой, закинутой назад.

Он знал, что галки глядят ему вслед и хотел до последней минуты остаться таким же великолепным, каким явился сюда. Он был твердо убежден, что он точно великолепен со своим хвостом и брыжжами, хотя, правда, галки теперь не могли видеть его брыжжей.

 

IV. Разбойники и «Рыцарь»

 

Галки остались одни. Они действительно долго молча глядели вслед удаляющимся приятелям, потом самец-галка сказал:

– Упаси, Господи, если у нас будет такой сын, как этот петух.

Но самка-галка была на этот счет несколько иного мнения.

– Мы его воспитаем по-своему, – произнесла она раздумчиво, – вот увидишь, какой он будет молодец!

– Дай то Бог, – сказал ее супруг.

Ему нужно было торопиться за кормом к обеду, и он сейчас же стал прощаться. Но тут случилось нечто такое, чего он не ожидал или, по крайней мере, о чем не думал в ту минуту.

В ветвях соседнего дерева вдруг раздался характерный шум, указывающий на присутствие на этом дереве только что скрывшейся в листьях птицы. И супруг и супруга разом повернули головы в ту сторону.

– Ворона! – воскликнула супруга.

– Ворона и есть! – сказал супруг.

У них были зоркие глаза, и они сразу открыли разбойника, как ни искусно он прятался. И они сейчас же закричали:

– Видим, видим!

Ворона поняла, что она открыта, и с громкими карканьем взлетела кверху. Галки тоже закричали.

– Кра-кра! – кричала ворона.

– Галки! Галки! – кричали галки.

Они звали к себе на помощь своих товарок и товарищей. Но поблизости никого не было. Да иначе ворона и не решилась бы на нападение.

Покружившись над галчиным гнездом, она села на верхнюю сухую ветку на том самом дереве, где было гнездо и заглянула вниз. Ее большая голова на короткой шее свешивалась вниз между ее сильными подкрылками, клюв был плотно сжат, глаза, не мигая, смотрели в одну точку.

– Пошел вон! – крикнул самец-галка, – чего тебе надо?

А галка-самка продолжала звать на помощь:

– Галки! галки!

Ворона перепорхнула на другой сучок и тревожно оглянулась по сторонам: не летят ли галки? Но галок не было видно. Тогда она скакнула на ветку пониже и опять, как прежде, заглянула в гнездо.

– Чего тебе надо? – крикнул ей самец.

Ворона взглянула на него и сказала:

– А кого видел?

И щелкнула носом. Потом она опять стала глядеть в гнездо.

– Не пущу! – крикнул самец-галка.

Он выпорхнул из гнезда, куда скрылся, было, сначала и сел у входа.

– Не пущу! – повторил он.

А галка-самка все кричала:

– Галки! галки!

Ворона переместилась еще ближе к гнезду.

– Давай яйцо! – сказала она.

– Не дам! – крикнул самец-галка.

Он растопырил крылья, полуоткрыл клюв и смотрел на ворону с такой ненавистью, что та невольно попятилась назад.

– Кра! – крикнула она отрывисто и опять перешла на прежнее место. Потом она сказала: – Все равно, не уйду отсюда.

– И сиди! – сказал самец.

Он бросил на нее грозный взгляд и тоже перебрался на прежнюю позицию – в гнездо.

Несколько времени спустя, ворона залетела с другой стороны гнезда и села в таком же расстоянии от гнезда, как раньше. И галка повернулась к ней тоже и также, как перед тем, только что растопырила крылья и открыла клюв.

– Разбойник! – крикнула она на ворону.

Ворона молчала.

– Вор! – крикнула опять галка.

Ворона промолчала снова. Потом, все также молча, она пересела опять ближе к гнезду... Вдруг она сделала едва уловимое движение вперед... Но самец-галка зорко следил за нею. В ту же минуту он выскочил из гнезда. Ворона поднялась аршина на два в воздух и, не торопясь, опустилась на вершину ракиты. Тут она, как ни в чем не бывало, стала чистить о сучок свой нос.

– Готовь, готовь нос-то? – крикнул ей самец-галка.

Ворона молча продолжала чистить нос.

– Да не про меня, брат, готовишь! – крикнула снова ей галка.

Ворона перестала чистить нос и сказала:

– А, может, и про тебя!

Затем она также, как раньше, стала приближаться к гнезду с ветки на ветку... И на каждой ветке она присаживалась на несколько минут и заглядывала в гнездо то прямо, то с боку, – то с той, то с другой стороны...

И вдруг, улучив минуту, когда самка-галка приподнялась, чтобы поудобнее сесть опять на яйцо, она, минуя самца, кинулась прямо на нее. Но самка-галка успела прикрыть яйцо на минуту собою, а в это время на ворону напал с боку самец.

Началась отчаянная схватка... И, конечно, в конце концов, ворона завладела бы яйцом, но у галки оказался неожиданный защитник... индюк.

Индюк дорогой поругался с петухом и вернулся опять под ракиту посплетничать на его счет с галками. Он уже давно стоял под ракитой, наблюдая снизу, что делалось наверху. Во всяком случае это было любопытное зрелище.

Индюк собственно и не предполагал принять участия в битве, но в самом пылу драки он почувствовал вдруг желание заявить чем-нибудь о своем присутствии. И он закричал громко и необыкновенно воинственно:

– Убью, убью, убью!

И сейчас же галка-самка откликнулась из гнезда.

– Убей, убей ее разбойницу!

– Убью! убью! – опять закричал индюк.

Когда ворона услышала этот крик, и глянув вниз, увидала громадную черную птицу с двумя красными шарами на зобу, она пришла в неописуемый ужас.

– Кра-а! – крикнула она во все горло и, с силой взмахнув крыльями, полетела прочь.

Но она долго еще, летая, кричала от времени до времени:

– Кра! кра!

И в голосе ее был ужас.

 

V. Старый знакомый

 

Возвратимся к индюку.

Поспешное бегство вороны его не поразило нисколько. Он считал это в порядке вещей. Раз в дело вмешался он, индюк, то так, конечно, должно и быть.

Но он не мог отказать себе в удовольствии перекинуться по этому поводу двумя-тремя словами с галками. Он поднял голову кверху и сказал:

– А, каково?

И потом, взглянув еще раз в ту сторону, где скрылась ворона, крикнул не менее грозно, чем перед тем:

– Убью! убью!

После этого он напыжился и, распустив хвост, остановился перед ракитой. Он ждал изъявление благодарности от обеих галок. И он действительно в этом не ошибся.

– Спасибо, спасибо вам! – закричал ему с дерева самец, – я никогда этого не забуду.

– И я тоже, – прибавила от себя самка.

– Спасибо! – опять крикнул самец.

А вслед за ним то же самое крикнула галка.

– Спасибо, спасибо!

Индюк еще шире развернул свой хвост.

– Я рад, – заговорил он важно, – я всегда рад; вообще, пока я тут, вам нечего бояться.

Он хотел, было, говорить дальше, но подумал, что по достоинству его подвиг могут оценить разве только на дворе – куры и индюшки. И он сказал:

– Счастливо оставаться!

Повернулся и, сложив хвост, быстро зашагал через луг. А галки кричали ему вслед:

– Спасибо! спасибо!

Но индюк уже их не слышал. Он спешил на двор и перед его глазами рисовалась соблазнительная картина: он стоит в толпе кур, индюшек и уток и рассказывает о своем сегодняшнем приключении.

– Неужели? – говорят куры.

– Вы – настоящий герой, – говорят утки.

– Рыцарь! – умильно шепчут индюшки.

– Индюк! индюк! – услышал он вдруг недалеко от себя громкий картавый голос, показавшийся ему очень знакомым.

Он остановился, оглянулся по сторонам и на кусте орешника увидел скворца. Еще вчера скворец этот сидел в клетке. Теперь он был на свободе.

– Здравствуй, индюк! – сказал скворец.

– А! – сказал индюк – очень приятно...

– Еще бы неприятно, – прокартавил скворец.

Ему показалось не совсем ловко, что скворец, по-видимому, убежден, что для него, индюка, встреча со скворцом непременно должна быть приятна и в ответ на замечание скворца сказал только:

– Гм...

Он хотел, было, сейчас же уйти, но его разбирало любопытство: как скворец очутился на свободе?

– Зачем ты тут? – обратился он к скворцу. Скворец порхнул в траву и сел напротив индюка на кочку; сначала он еще раз поздоровался:

– Здравствуй, индюк.

Потом сказал:

– Ну, слушай.

И сообщил индюку очень интересную новость: управляющего, точно, рассчитали, как об этом скворец говорил ему еще раньше, а на место прежнего управляющего наняли другого...

– А меня, – закончил скворец свою речь, – управляющий выпустил на волю.

– Выпустил, ишь ты, – удивился индюк.

– Добрый человек, – сказал скворец.

– Да, – согласился индюк.

– Говорит, – продолжал скворец, – говорит: «меня прогнали – лети ж и ты на волю». Вот он какой.

– Ну, и что ж ты теперь? – спросил индюк.

– А что?

– Да как же так, то на всем на готовом, а теперь, значит, каждое зернышко клюй да осматривайся.

В ответ на это скворец порхнул на дерево и крикнул оттуда теперь уже на чистом человеческом языке.

– Господи, Господи, что со мной будет!

– Ишь ты! – опять удивился индюк.

– Это я от него перенял, – пояснил скворец. – от управляющего; как прошел слух, что ему откажут от места, он, бывало, ходит-ходит по комнате и сейчас вдруг остановится среди комнаты, сложит руки на животе и этак жалостно-жалостно: «Господи, Господи, что со мной будет?»

– Тосковал значит, – сказал индюк.

– Да; я и перенял.

И он опять очень отчетливо крикнул:

– Господи, что со мной будет?!

Потом, подождав минуту, опять крикнул:

– Я скворец Ивана Иваныча.

Индюк даже глаза вытаращил.

– Точь-в-точь, – сказал он, – как управляющий.

– Еще лучше, – проговорил скворец скороговоркой и повторил опять сначала: – Господи, Господи, что со мной будет?

А потом:

– Я скворец Ивана Иваныча.

Индюк глядел на него во все глаза и качал головою. Впрочем, вспомнив о сегодняшнем своем подвиге она подумал, что и он может кое-чем похвалиться перед скворцом. И, крякнув, он сказал:

– Это что! а вот как я...

– Что ты?

Индюк крякнул еще раз и рассказал со всеми подробностями о том, как он прогнал ворону от галчиного гнезда. Я должен здесь сказать, что скворец был очень умный господин и понял сразу, почему ворона испугалась индюка. Он поглядел на индюка и подумал про себя: «А ведь и то: этакое страшилище!»

Конечно, если бы ворона была несколько поумней или имела некоторые сведения об индюках, она не обратила бы на него внимания... Но он не стал разочаровывать приятеля.

– Да, – сказал он, – это действительно, это того... Знаешь что?

– А что?

– Ты, брат, расскажи там на дворе об этом, может тебя даже сделают сторожем...

– Что-о? – воскликнул индюк, выпучив глаза.

– Сторожем, – говорю, – может, сделают, чтобы ты смотрел за галками.

– Ну нет, – обиделся индюк.

– Чего нет?

– Не хочу...

И вдруг, распустив хвост и надувшись, как пузырь, он сказал:

– Посмотри, разве я похож на сторожа: я – барин.

И, не складывая крыльев и не собирая хвоста, он повернулся и направился прочь медленным, размеренным шагом.

 

VІ. Что было дальше

 

После описанных нами событий прошло несколько недель. За это время ни на дворе, ни на лугу не случилось ничего особенного.

Петух с индюком препирались по-прежнему, устраивая состязания в пении и всегда с одинаковым результатом. Иногда они заходили на луг и там подолгу читали наставления галкам, чтобы галки возможно добросовестней и внимательней наблюдали за яйцами. Правда, галки под конец стали относиться к ним уже не так почтительно, как раньше, но это мало обескураживало наших героев.

– Вы глупы, – говорили они галкам, – и когда бы не мы, давно бы уж вас и вороны разорили, и сами вы совсем обленились бы.

Чтобы не раздражать их, так как, как бы то ни было, все-таки ведь они были безобидные ребята, галки обыкновенно отвечали им на это:

– Конечно, конечно...

А индюк с петухом замечали в ответ:

– То-то!

Причем индюк никогда не упускал случая крикнут грозно:

– Убью-убью!

А петух непременно наставительно произносил какое-нибудь изречение, часто совсем не идущее к делу.

Нужно сказать также, что ворона после встречи с индюком перебралась в лес и там рассказывала воронам вещи, совсем не лестные для наружности индюка.

– Такое страшилище, такое страшилище, – говорила она, – в жизни своей никогда ничего такого не видала.

Но, конечно, ничего об этом не знали ни индюк, ни индюшки, и так как индюшки гордились «своим рыцарем», т. е. индюком, то они называли его кроме рыцаря еще «наш красавец»...

Настало, наконец, время, когда из куриных яиц в галчиных гнездах вывелись цыплята... На том дереве, где жили наши знакомые галки, было в разных местах три таких же галчиных гнезда. В каждом из них, теперь сидело по цыпленку...

Когда вывелись цыплята – только что они вылупились из яиц, – навестить их названных отцов, и матерей собралось, конечно, большое общество. Общество все состояло исключительно лишь из галок. Они сидели на ветках ракиты и кричали:

– Смотрите, смотрите! Вот так птички!

– Куры! – говорили одни.

– Индюшки, – говорили другие.

Были даже такие, которые с неменьшим авторитетом заявляли:

– Утки!

Правда, где же им было различать курицу от утки! И они сидели и кричали каждый свое.

– А вот помяните мое слово, – говорили более опытные, – куры ли это или утки, а не нынче-завтра придет сюда какая-нибудь баба либо мужик и отберут их у вас. Для того ведь сюда и положили яйца.

Это, разумеется, была правда и, разумеется, так бы оно и случилось, если бы новый управляющий знал, что прежний управляющий за неимением достаточного числа кур разложил яйца по галчиным гнездам.

Но, к счастью или несчастью, он не имел никаких сведений о деятельности прежнего управляющего... И цыплята свободно остались расти и развиваться в галчиных гнездах. Галки ходили за ними, как родные матери.

Через месяц цыплята стали уже настолько велики, что с трудом помещались в гнездах... При этом их и кормить стало трудно: пищи они требовали много больше чем галчата...

Тогда галки не без сердечного трепета решили пересадить их на землю, тем более, что цыплята сами высказывали это желание. Один из них даже сам, не дожидаясь разрешения своей названной матери, с грехом пополам слетел вниз, в траву. Тут он немедленно же принялся охотиться за разными жуками и козявками. А товарищи его смотрели на него сверху и пищали тоненькими голосками:

– Маменька, пустите!

– Маменька, позвольте!

«Маменькам», конечно, осталось только уступить их просьбам. Случившийся тут индюк крикнул, было, им, когда они спустились с дерева:

– Ах вы, пострелята!

И даже побежал за ними, – но цыплята так проворно юркнули в траву, что индюк сейчас же остановился и успел только крикнуть им вдогонку:

– Убью-убью!

С тех пор цыплята как в воду канули. Должно быть, с непривычки индюк и им показался страшен...

Галки погоревали, погоревали о них и решили, что они не пропадут. И цыплята точно не пропали.

Ведь не даром их воспитывали галки. Галки с самого раннего возраста постарались сделать их смелыми и предприимчивыми, какой должна быть, разумеется, всякая дикая птица... А галки на них так и смотрели, – как на дикую птицу... Не могли же они предположить, что яйца в гнезда к ним положили с тем, чтобы птенцов потом запереть в курятник? Отчасти, пожалуй, они были и правы; куриные яйца обыкновенно кладут в галчиные гнезда не ради только экономии: из цыплят, выведенных галками часто выходят удивительные бойцовые петухи, настоящие рыцари петушиных турниров. От этих забияк плохо приходится простым домашним петухам.

Но о том, что случилось с цыплятами, читатель узнает из последней главы.

 

VII. Избавитель

 

– Слушай-ка, повар, – обратился раз к повару новый управляющий.

Повар вытер руки о свой белый фартук и сказал:

– Чего-с?

– Я слышал, братец, что у нас в овсах появились одичалые цыплята... Ты не слыхал?

– Никак нет-с.

– Вот... говорят, штук пятнадцать...

Повар кивнул головой.

Он, должно быть, уже понял, что хочет дальше сказать ему управляющий. И, прислонившись спиной к углу печки, он начал так:

– Ежели, например, шатерчик поставить...

– Можно и шатер, – сказал управляющий.

– Да насыпать привады получше.

– Гречихи?

– Нет-с, лучше каши.

– Ну каши...

– Да, – сказал повар и улыбнулся так, как будто управляющий оказал ему необыкновенную любезность тем, что согласился с ним относительно каши. – Каши, каши-с самое лучшее...

И он опять улыбнулся.

– И чтоб всех, – сказал управляющей.

– Это уж как придется, – произнес повар, сощурив глаза, – хе-хе! Да-с!

– И потом зажарить, – сказал управляющий. Повар сразу стал необыкновенно серьезен.

– Уж будьте покойны...

Он хотел угодить новому управляющему. Его самого только что наняли. И когда он сказал «будьте покойны», – он твердо решил в своем уме приготовить цыплят по всем правилам его искусства.

В тот же день он отправился в поле на овсяной загон. Он захватил о собой «шатер», т. е. попросту ракитовую дужку, обтянутую сеткой.

«Шатер» этот ставится обыкновенно наклонно, подпертый палочкой, к которой привязана длинная бечевка. Около шатра насыпают зерна. Охотник садится за каким-нибудь прикрытием, и ждет, пока соберутся птицы и станут клевать зерно. Тогда стоит только дернуть за бечевку: «шатер» упадет и накроет птиц.

Повар, конечно, приготовил для своей ловли шатер должных размеров: в этом шатре мог бы, пожалуй, запутаться сам повар...

В поле он явился, разумеется, со всеми предосторожностями, старался не шуметь, не кашлять и сейчас же поставил шатер, насыпал около него зерна и залег на меже. Ему недолго пришлось ждать. Через полчаса, недалеко от шатра, послышался легкий шорох и затем писк...

«Они», – подумал повар. Но он, разумеется, не мог понимать, о чем переговаривались между собою цыплята.

А цыплята говорили:

– Смотрите, смотрите: каша!

– И то каша...

– Каша, и есть!

И вдруг повар уловил среди писка, слишком хорошо ему знакомого, другой писк несколько хрипловатый и отрывистый. Он прислушался и опять среди цыплячьего писка и тиканья услыхал этот совсем ему неизвестный писк – писк какой-то другой птицы... И никто бы, пожалуй, не догадался, какая это птица замешалась среди цыплят...

Повар только понимал, что эта неизвестная птица как будто предупреждает цыплят об опасности... Но со стороны цыплят слышались протестующие голоса...

Повар высунул голову из травы, густой щеткой ставшей на меже, стараясь разглядеть приближающуюся к «шатру» кучку цыплят. Но их совсем не было видно; их присутствие выдавал только едва уловимый ухом шорох.

Вдруг повар различил между былками овса несколько птичьих фигур... Все-таки они были плохо видны... Но повар уже не слышал ни их тиканья, ни того, незнакомого ему, предупреждающего голоса...

Минуту спустя цыплята собрались тесной толпой около шатра там, где был рассыпан корм. Повар по-прежнему различал их плохо, но по его предположению они были как раз в том месте, где шатер их мог накрыть всех разом... И он быстро дернул бечевку....

Момент был угадан верно: все цыплята оказались под шатром. Повар проворно, по двое и по трое, заботясь только о том, чтобы какой-нибудь из цыплят не убежал, похватал их из-под шатра и пересадил в мешок. Затем он отправился домой.

Время было послеобеденное, и он сейчас же лег спать, повесив мешок с цыплятами в чулане. Вечером он намеревался порезать и ощипать цыплят. Но вечером к нему пришел приятель, и он до глубокой ночи просидел с ним на завалинке кухни. А цыплят непременно нужно было приготовить на завтра к завтраку...

Повар решил порезать цыплят, проводив приятеля, чтобы завтра избавить себя от лишних хлопот. Но едва он развязал мешок, из мешка раздался хриплый, словно замогильный толос:

– Господи, Господи, что-то со мною будет!..

Повар в ужасе отскочил от мешка.

– С нами крестная сила, – прошептал он, пятясь к двери.

– Господи, Господи! Что-то со мною будет, – раздалось опять из мешка.

Повар побелел от ужаса.

– Кто ты? – крикнул он дрожащим голосом.

– Я – скворец Ивана Ивановича, – опять прохрипел голос.

Повар бросился вон из хаты.

Читатель, конечно, догадался в чем дело: в компанию цыплят попал наш старый знакомый, индюков приятель, скворец... С ними же вместе попался он и в шатер, а потом и в мешок.

Повар второпях собирая цыплят не заметил его, за что, конечно, цыплятам оставалось только поблагодарить свою судьбу... Не будь с ними скворца они все попали бы на завтрак к управляющему. Теперь же все они, а с ними и скворец, благополучно выбрались из мешка и разбежались в разные стороны.

После этой истории цыплята совсем пропали без вести. Где они теперь? Говорят, что они очень недурно устроились на огороде у одного мельника и не пускают на огород не только кур, но даже и индюшек; что же касается до петухов и индюков, то будто бы они при удобном случае изрядно поколачивают тех и других.

Одним словом недаром они выросли на воле и их выходили вольные птицы...

Скворец после многих мытарств попал наконец к учительнице и часто удивляет ребят своим криком: «Господи! Господи! что-то со мною будет»...