Твитнуть Поделиться Нравится Отправить

Дядя Вак

Автор: И. Любич-Кошуров, 1904 г.

Глава I
Глава II
Глава III
Глава IV
Глава V
Глава VI
Глава VII
Глава VIII

Глава I

Он был больше всех лягушек в той местности, и у него была широкая темно-зеленая спина, круглые глаза на выкате и огромный, белый, вздутый живот. А под одним глазом была очень большая бородавка...

Так что его можно принять за ученого в зеленом фраке, белом жилете и в очках.

Звали его дядя Вак.

Впрочем, он был самая обыкновенная лягушка, только крупней других, и за это его прозвали так сами же лягушки.

И все лягушки его боялись и думали про него Бог знает что: будто дядя Вак злой и хитрый и не любит лягушек, хотя сам – лягушка.

А дядя Вак был совсем добрый малый, и когда в болоте происходило что-нибудь смешное, например, когда молодые лягушата начинали гоняться друг за другом по кочкам, или учились нырять и плавать, дядя Вак складывал ладони на своем белом животе и так хохотал, что его слышно было на другом конце болота.

Даже слезы от смеха выступали на глазах у дяди Вака, а под конец он начинал гладить пальцами по животу и говорил, трясясь всем телом:

– Ой, умру!

А молодые лягушата думали, что это дядя Вак гонится за ними и хочет их съесть... Их еще в детстве, когда они были совсем маленькими, напугали дядей Ваком старые лягушки, потому что, когда молодые лягушата делали что-нибудь, за что их следовало наказать, им вместо того говорили:

– А вот придет дядя Вак и съест тебя... Ты видел, какой дядя Вак толстый и какая у него бородавка?

Может быть, если бы дядя Вак был поменьше ростом, и у него не было этой бородавки, ему жилось бы гораздо легче...

Дядя Вак сам очень хорошо знал, как его безобразит бородавка. Несколько раз он обращался к разным старухам-лягушкам с просьбой как-нибудь свести бородавку, вытравить ее или заговорить, чтобы она сама сошла, и лягушки давали ему, какие знали, травы, мази и притиранья, и все говорили в одно слово:

– Сойдет, вот помяните наше слово, дядя Вак, непременно сойдет.

А бородавка все не сходила.

Побывал дядя Вак и у знаменитого оператора-рака.

Рак поглядел на бородавку, пошевелил усами и сказал:

– Можно!

Потом он защемил бородавку между клешнями, крякнул и изо всех сил сдавил клешни.

Через минуту он разжал клешни, прищурился и потрогал бородавку сначала одним усом слева, а потом другим справа.

– Крепко сидит, – заметил он, зашел с другого бока, пощелкал клешнями, как опытный цирюльник ножницами, изловчился и еще крепче стиснул бородавку.

А затем поглядел на Вака и добавил:

– Ну и наградил же вас злой рок: это не бородавка, а камень. Идите-ка вы в пруд, там живет мой дедушка, он раз целого пескаря перерубил клешней пополам, а уж вашу-то бородавку ему нипочем откусить, так и отъест. Вот к этому раку и идите.

Вернувшись к себе в болото, Вак долго сидел на кочке под листом мать-мачехи, вздыхал и щупал свою бородавку.

Кругом кочки была лужа, и в луже, как в зеркале, отражался весь дядя Вак, толстый, неуклюжий, с большим животом и бородавкой под глазом.

Несколько раз дядя Вак взглядывал на свое отражение в луже, прикрыв бородавку пальцем и думал, какой бы он был представительный, не будь этой бородавки...

И ему было грустно.

А лягушки смотрели на дядю Вака и переговаривались между собою:

– Смотрите, смотрите, что это такое делается с дядей Ваком.

– Удивительно...

– Смотрите, смотрите, опять взялся за бородавку!

– И как он вздыхает!

– И какой он грустный!..

– Что вам от меня нужно? – спросил у них дядя Вак. – Чего вы тут галдите?

Лягушки попрятались в воду, но сейчас же опять появились в разных местах и уставились на дядю Вака немигающими глазами, пуская пузыри.

Известно, что лягушки болтливы и любопытны.

Когда лягушка одна, она еще может просидеть молча несколько минут, но когда их соберется пять или шесть, они всегда найдут, о чем затянуть разговор, по крайней мере, на весь вечер.

– Смотрите! – начала опять самая смелая из них. – Смотрите, смотрите!..

И все лягушки подхватили за ней, пуская пузыри:

– Смотрите, смотрите!

И каждая старалась перекричать другую.

Одна старая лягушка подплыла совсем близко к дяде Ваку, выставила из воды голову и сказала:

– Добрый вечер, дядя Вак!

И сейчас же все лягушки закричали вперебивку:

– Добрый вечер! добрый вечер, дядя Вак!

И всей толпой придвинулись ближе к дяде Ваку.

– Я сейчас отправляюсь в пруд, – сказал дядя Вак.

– В пруд? – спросила старая лягушка. – Вы хотите идти в пруд?..

И она оглянулась на остальных лягушек и квакнула:

– Он сказал, что хочет идти в пруд!

– В пруд, в пруд, – закричали лягушки. – Слушайте, слушайте: дядя Вак идет в пруд!

– В пруд! – крикнул и дядя Вак, и вдруг присел, надулся и сразу перепрыгнул через четыре кочки.

– В пруд, в пруд! – заквакали ему вдогонку лягушки и оттого, что они очень старались кричать, напускали столько пузырей, что вода около них стала совсем белая.

А дядя Пак все прыгал да прыгал с кочки на кочку и скоро совсем скрылся из вида. А лягушки все кричали, так что даже прудовые лягушки их услышали и тоже стали кричать:

– В пруд, в пруд! Дядя Вак идет в пруд.

Около пруда был ручей, а немножко подальше речка и речные лягушки, услышав, как кричат в пруду и в ручье, в свою очередь закричали:

– В пруд, в пруд! Дядя Вак идет в пруд.

А прудовой рак-оператор уж слышал кое-что про дядю Вака и его бородавку; он выполз на берег, послушал, как кричат лягушки, и стал готовить свои клешни к операции – мыть их водой и точить в песке.

Только рак-оператор напрасно старался и напрасно потом прождал целую ночь дядю Вака.

По дороге с дядей Ваком случились разные приключения, и вместо пруда он попал совсем в другое место.

Глава II

Во-первых, дядя Вак встретился со змеей.

Змея выползла ему навстречу из густого куста крапивы, проворно переползла на тропинку, по которой прыгал дядя Вак, вытянулась, открыла пасть и зашипела.

– Ты кто? – спросил ее дядя Вак, потому что до сих пор он никогда не видал змей. – Кто ты? – повторил он внушительно. Потом, он напустил на себя как можно больше важности, сел на задние лапы, широко растопырив пальцы, надулся и выпучил глаза.

Теперь он был почти уверен, что змея оставит его в покое. И он сидел на земле, как турок, и смотрел на змею строго и важно.

– Пусти с дороги, – сказал он и, чтобы еще больше напугать змею, повернулся к ней тем боком, где у него была бородавка и квакнул.

– Шшш… – зашипела змея, закачала головой, и глаза у нее загорелись.

Она легла всем своим длинным телом на землю и, извиваясь по дорожке, прямо поползла на дядю Вака. Совсем бы плохо пришлось дяде Ваку, но тут у него нашелся неожиданный защитник – еж. Вак даже не заметил, откуда он взялся. Еж смело загородил змее дорогу и насупился.

– Шшш... – как раньше зашипела змея, поднялась на хвосте, прямо, как палка, и быстро-быстро стала перебирать языком, а глаза у нее так горели, что, казалось, сгорят от злости.

– Не боюсь! – сказал еж и замолчал, внимательно следя за каждым движением змеи; он казался совсем спокойным, только жесткие щетинки у него на лбу сердито топорщились.

Еж ненавидел всех вообще змей, всю змеиную породу, а эту ненавидел больше всех. Еж был ручной и жил у одного барина в усадьбе; у него там был даже приятель, кот Усач; куры, собаки, овцы – все его тоже очень хорошо знали. И когда еж являлся, в усадьбу, ему сейчас же все начинали жаловаться на змею.

За это еж ее и ненавидел, потому что он был хороший товарищ, хотя и ходил всегда с оттопыренными жесткими колючками на спине и боках, так что к нему больно было прикоснуться и со стороны могло показаться, будто он сердится на весь свет.

Теперь еж глядел на змею, сопел и готовился к решительному удару. Все его колючки на загривке обратились навстречу змее, и каждая колючка была настоящая рапира или штык.

Змея опять легла на землю и осторожно стала приближаться к нему, выбирая место, откуда бы на него безопасней напасть.

Но еж зорко наблюдал за ней, и, когда она кинулась на него, проворно свернулся в клубок закрыв своими колючками и лапы и нос, а змея как раз напоролась на его колючки.

Десяток острых иголок впился ей в тело в разных местах, и она уж не могла сорваться с них. Тогда она обвилась кольцом вокруг ежа, чтобы задушить его и умереть вместе с ним, но этим только больше бередила свои раны и получала новые.

Силы ее оставили, голова беспомощно свесилась на сторону, она напрасно старалась поднять ее и зашипела страшно от боли и злости. Еж просунул голову между колючками и перекусил ей шею. Змея умерла.

Еж встал на лапы, встряхнулся и сбросил ее на землю. Потом он оглянулся на дядю Вака. А дядя Вак тоже смотрел на него и улыбался, растягивая рот до самого затылка.

«Экий бесстыдник», – подумал еж и сказал:

– И вы так всегда ходите?

– То есть как так?

– А так... ведь вы совсем голый...

– Конечно, всегда, потому что зачем мне шерсть или что-нибудь такое, когда я живу в воде?.. – Дядя Вак взглянул на ежа, пожал плечами и добавил: – а на землю я выхожу только изредка, что бы подышать чистым воздухом.

– А сюда вы как попали? – продолжал допрашивать еж.

– А видите... – при этом дядя Вак повернулся и показал ему свою бородавку.

– Бррр... – произнес еж. – Что это у вас?

– Бородавка, – сказал дядя Вак угрюмо и замолчал, хмуро глядя в сторону.

Еж тоже молчал, потому что он думал, дядя Вак смеется над ним.

– Я вас все-таки не понимаю, – проговорил он, наконец, зайдя с боку, чтобы лучше видеть бородавку. – При чем тут бородавка?

– Я иду от нее лечиться, – пояснил дядя Вак все так же угрюмо.

А еж все смотрел на бородавку.

– Тут, где-то в усадьбе, – продолжал дядя Вак, – есть пруд, а в пруде живет рак-оператор, я к нему и иду. Вот что: вы, между прочим, не знаете ли, как пройти к этому пруду? Не покажите ли мне дорогу?

– С удовольствием, – ответил еж. – Вот видите, сейчас будет огород; прямо с огорода вы пройдете на двор, а там уж рукой подать до пруда...

И вдруг дядя Вак разинул свою пасть так широко, будто хотел проглотить целого быка и крикнул «иду», да так громко, что еж даже от неожиданности свернулся клубком.

А дядя Вак, как птица, поднялся почти на целый аршин от земли, почти на три аршина скакнул вперед и исчез в крапиве.

– Иду! – снова крикнул дядя Вак, и опять его тучное тело взлетело над крапивой.

– Тьфу! – сказал еж.

На этот раз дядя Вак шлепнулся на землю уж совсем далеко от ежа.

– Делать тебе нечего, – пробормотал еж, глядя ему вслед и сердито двигая бровями. – Лодырь! Тьфу!

И, забрав змею, он потащил ее к себе домой.

Глава III

Дядя Вак благополучно добрался до огорода, но в огороде долго проплутал по грядкам, между капустой и картошками, пока, наконец, напал на дорогу во двор.

А тем временем ночь прошла, и настало утро.

Утра и вообще солнца в незнакомой местности дядя Вак боялся больше всего.

В болоте у себя дядя Вак даже любил иногда посидеть где-нибудь недалеко от воды на солнышке. Там он ничем не рисковал: станет ему жарко – он возьмет и опять влезет в воду.

«А вот тут, что ты будешь делать, когда тебя припечет, как следует», – думал дядя Вак, сидя на камне под забором и смотря, как солнце поднималось все выше и выше над сараем.

Дядю Вака облепили мухи; кожа его высохла и сморщилась, как у самой дряхлой лягушки; в голове стучало. Потихоньку запрыгал он вдоль забора, ища какую-нибудь лужицу, где бы он мог расположиться на дневку. А за ним по пятам летели мухи и жалобно жужжали:

– Попался, теперь попался, дядя Вак, не мало ты погубил на своем веку нашего брата, пришла и твоя очередь...

А солнце пекло, и никакого ветерка не было и никакой тучки на небе...

Хотел было дядя Вак квакнуть, в надежде, что на его крик где-нибудь откликнутся лягушки, и он найдет дорогу к воде, но и квакнуть не мог.

Во рту и в горле пересохло, и он только хрипел.

Вдруг на него пахнуло сыростью... Он оглянулся по сторонам и увидел в нескольких шагах от себя лоханку.

Под лоханкой земля была мокрая. С одного бока в лоханке по пазу, между лотками, чуть-чуть сочилась вода. Значить, вода была и в лоханке. Дядя Вак собрал остаток своих сил и прыгнул в лоханку.

Лоханка, действительно, оказалась с водой. Дядя Вак опустился на самое дно, прижался животом к холодным доскам и долго оставался в таком положении. Никогда в жизни ему не было так приятно, как сейчас...

И чувствовал дядя Вак, как к нему постепенно возвращаются силы, энергия и веселое настроение. Дядя Вак подумал, подумал и стал пускать пузыри.

Потом он поднялся кверху и заквакал, как бывало квакал в болоте на вечерней и утренней заре вместе с другими лягушками.

И когда около лоханки собрались куры, индюшки и гуси с молодыми гусятами, а потом подошла свинья и стала хрюкать, дядя Вак подумал, что все собрались его слушать... И особенно дядя Вак был доволен, увидев, как из кухни вышла кухарка и направилась тоже к лоханке.

Эту кухарку дядя Вак знал очень хорошо: она часто приходила мыть белье на ручей, где жил его знакомый рак-оператор. Теперь он хотел удивить кухарку и на минуту смолк, собираясь с силами, а когда кухарка подошла, вытаращил на нее глаза и гаркнул так, что чуть сам не лопнул:

– Доброго утра, Матрена!

Только, конечно, он сказал это по-своему, и кухарка ничего не поняла.

И немедленно же вслед за ним два индюка, бывшие неподалеку от лоханки, подняли кверху свои головы с красными бурдами, прислушались и закричали: «здравие желаем», но, конечно, тоже по-своему.

Даже сам хозяин усадьбы открыл окошко и спросил:

– Что там такое, Матрена?

– Лягушка ввалилась в лоханку, – ответила Матрена, подперла щеку ладонью и стала смотреть опять на дядю Вака. Потом, помолчав минуту, сказала: – Ах ты, поганец.

А дядя Вак опять гаркнул:

– Доброго утра, Матрена!

– Здравия желаем! – закричали индюки.

На крыльцо вышел хозяин с сыном, сошел с крыльца и подошел к лоханке. Хозяин был старичок, седенький, с круглой подстриженной бородкой, а сын совсем еще маленький, лет десяти, в розовой рубашке, плисовых шароварах и сапожках бураками.

– А я думал уж Бог знает что случилось, – сказал хозяин и обратился к Матрене: – Поди, Матрена, принеси сюда банку, что у меня стоит в комнате.

– Я принесу! – крикнул мальчик; живо сбегал и вернулся с большой стеклянной банкой.

– Вот мы его сейчас приспособим, гуляку, к делу, – сказал хозяин, засучил рукава и опустил банку в лохань.

Дядя Вак спрятался было на дно, но хозяин прогнал его оттуда палкой. Дядя Вак поплыл. Тогда хозяин быстро подставил ему навстречу банку. Вода целым каскадом ринулась в банку и увлекла с собой и дядю Вака.

Дядя Вак очутился в плену. Впрочем, с ним не намеревались делать ничего худого.

Банку с дядей Ваком поставили на окне в зале и опустили ему в банку деревянную лесенку. Лесенка, однако, была настолько мала, что дядя Вак, как ни старался, не мог выбраться по ней на свободу.

Читателю, может быть, известно, что некоторые люди думают, будто лягушкой можно пользоваться, как барометром. Для этого с лягушкой поступают так, как поступил с дядей Ваком хозяин усадьбы: сажают в стеклянную банку с лесенкой. Судя по тому, где сидит лягушка, на дне на верхней нижней или средней перекладине лесенки, определяют, какая в тот день будет погода: сухо ли, или дождь, и какой дождь, большой или малый.

Только дядя Вак, разумеется, ничего не понимал, зачем его посадили в банку.

Даже про свою бородавку он забыл и думал даже, что пусть бы лучше весь он оброс бородавками, как старый пень грибами, только бы ему опять вернули свободу и родное болото.

Ах, как весело было в болоте сидеть где-нибудь на кочке под листом мать-мачехи и кричать на перебой с другими лягушками все, что придет в голову. А тут дяде Ваку совсем не до того было.

Когда по вечерам в болоте начинали кричать лягушки, их кваканье только расстраивало нервы дяде Ваку, и он вздыхал и, стараясь удержать слезы, так растягивал рот, что на него жалко было смотреть.

Глава IV

Раз, проснувшись утром в своей стеклянной тюрьме, дядя Вак увидел под самым окошком странного зверя.

Зверь был гораздо больше дяди Вака, с короткой усатой мордой, острыми ушами, длинным хвостом и весь был покрыт гладкими рыжими волосами. На шее у зверя была голубая ленточка, а на ленточке висел белый жестяной кружок. Зверь сидел на задних лапах, передней левой лапой опираясь о пол, а правой приглаживая волосы на голове за ухом.

Дядя Вак был по природе любопытен; поэтому он осторожно взобрался на самую верхнюю ступеньку лесенки, выглянул из банки и, что бы обратить на себя внимание, потихоньку квакнул.

Тут зверь встал на все четыре ноги, выгнул спину горбом, потом выставил вперед передние ноги, так что грудь его почти касалась пола и опять выгнул спину, только уж в обратном направлении – седлом. Потом зажмурил глаза и зевнул.

Зубы у него были белые, острые, а язык ярко красный... Дядя Вак проворно нырнул в самый низ банки.

«И вечно, – подумал он, – я нарвусь на какую-нибудь неприятность».

Между тем зверь подошел к стулу, стоявшему под окном, поднял лениво голову и посмотрел на банку, затем согнул немного задние ноги, секунду или две оставался в таком положении, разостлав хвост по полу, и вдруг вспрыгнул прямо на окно. Потом зверь вытянул шею и заглянул в банку.

«Неужели и он плавает?» – подумал дядя Вак. Впрочем, он сейчас же сообразил, что зверь все равно не пролезет в банку, и это опять вернуло храбрость дяде Ваку.

Он взобрался на среднюю ступеньку, выпучил глаза и спросил:

– Кто вы такой?

– Я кот, – отвечал зверь, – кот Усач... А вы, вероятно, тот новый ученый предсказывающий погоду, о котором мне рассказывали на дворе наши индюки?

– Хм – сказал дядя Вак и прищурил левый глаз. Все-таки он был хитрый, этот дядя Вак, и когда чего-нибудь не понимал, умел отделаться каким-нибудь ответом, который можно было понять и так и этак.

Потом он нырнул на дно банки, вынырнул опять и щелкнул по банке пальцем.

– Это мой кабинет! – крикнул он коту снизу. – Скажите, у какого ученого есть такой кабинет – весь из стекла.

– Может я вам мешаю? – почтительно осведомился кот.

– Пока нет, напротив...

И дядя Вак снова сел на перекладинку и стал болтать в воде ногами.

– А это что у вас за побрякушка? – обратился он к коту, указывая глазами на жестяной кружочек, висевший у него на шее.

Кот отлично понимал, о чем говорит дядя Вак, но, должно быть, ему было неприятно, что дядя Вак назвал этот его кружочек побрякушкой...

– Я не ношу побрякушек, – сказал он, – это медаль...

Дядя Вак перестал болтать ногами и вытаращил на кота глаза.

– Медаль, – повторил кот с достоинством. – А вы думали что?.. Мне ее дали за истребление мышей... Вот, смотрите...

Медалька была игрушечная, вырезанная из жестянки, но на ней действительно неровным детским почерком было написано красными буквами: За истребление мышей.

– А повесил ее мне, – продолжал кот, – сын нашего хозяина. Вот и вам, может, повесит... – Он помолчал минуту и потом, искоса взглянув на дядю Вака, спросил: – рады бы, небось, были?..

– Как вам сказать?.. Не то чтобы уж очень...

Но глаза дяди Вака так и впились в медаль.

– Прощайте, – сказал кот, спрыгнул со стула и пошел из комнаты.

Дядя Вак остался один в своем «кабинете». Он сидел важно на лесенке и потихоньку квакал. Медаль его заинтересовала, и он подумывал о том, какой переполох произвел бы он в болоте, явившись с медалью на шее.

Глава V

Прошло несколько дней. Было утро. Дядя Вак сидел на верхней ступеньке лесенки и смотрел через окно в сад. Его очень занимало, что делается в саду.

А в саду на дорожке, растянувшись поперек нее, грелся на солнышке кот Усач. Около Усача стоял индюк и уж несколько раз принимался кричать:

– Здравия желаю!..

Потом это, должно быть, ему надоело: он перестал кричать, распустил хвост, скосив его немного на бок и, скребя углом хвоста по земле, стал прохаживаться перед котом взад и вперед.

Синие бурды у него под носом раздулись и стали ярко-красными, и он все шумел перьями:

– Пффу...

И скреб хвостом по земле.

– Чучело, – сказал кот.

А индюк вытянул шею и, тряся головой и бурдами, закричал:

– Здравия желаю. Наконец-то вы проснулись. А я вам кое-что хочу сказать... О, такое я вам скажу, что вы и не думаете... Здравия желаю!

И опять он затряс головой и бурдами.

– Ну, говори, – сказал кот.

Дядя Вак насторожился и приготовился слушать.

Он не пропустил ни одного слова из того, что индюк рассказал Усачу, и когда Усач и индюк разошлись каждый по своим делам, стал обдумывать способ, как бы ему выбраться из банки...

Дядя Вак был любопытен, а теперь он узнал из разговора индюка с котом, что кухарка Матрена, когда ходила в кладовую за кормом индюкам, вспугнула там из-под бочки двух крыс и индюки тоже видели этих крыс и чуть было не умерли от страха... А кот решил идти воевать с крысами и пригласить себе на помощь ежа.

До сих пор дядя Вак никогда не бывал на войне, а тут ему представлялся такой совсем неожиданный случай посмотреть сражение...

Когда настала ночь и в доме все улеглись спать, дядя Вак принялся отчаянно прыгать в своей банке, до тех пор, пока, наконец, не выскочил на подоконник. Окно, к счастью, оказалось открытым, и дядя Вак выпрыгнул в сад. Теперь нужно было только разыскать кладовую. Но это уже было совсем легко. Первая же попавшаяся навстречу земляная лягушка указала дяде Ваку дорогу.

В двери кладовой снизу была прорезана четырехугольная щель, чрез которую обыкновенно и лазил кот. Об этом дяде Ваку тоже рассказала земляная лягушка.

Заручившись этими сведениями, дядя Вак смело запрыгал по саду и затем по двору, по направлению, указанному лягушкой. Но мы пока оставим дядю Вака и посмотрим, что в это время делали в кладовой еж и кот.

А кот и еж сидели в это время за кадкой с крупой и чутко прислушивались к каждому шороху.

Вдруг кот приподнялся немного на лапах и весь вытянулся вперед, потом осторожно, неслышно ступил шаг и остановился на секунду, потом все так же осторожно, неслышно, тесно прижимаясь боком к бочке, ступил еще несколько шагов...

Неясный шорох послышался в стороне, и опять все стало тихо... А кот все продолжал красться около бочки…

Вот он остановился, передняя лапка некоторое время оставалась поднятой в воздухе; потом он тихо опустил ее на пол, присел и, тихо шевеля хвостом, не отрываясь, глядел в темный угол. Снова послышался шорох.

И вдруг кот прыгнул...

Раздался громкий, пронзительный писк, возня. Еж тоже выбежал из-за бочки и бросился на шум. И было как раз вовремя. Три больших крысы боролись с котом. Одну уж кот держал за горло, зато две другие вцепились ему в бок и в ногу.

– Га! – крикнул еж и стал в оборонительную позу.

Одна крыса обернулась. Глаза у нее были злые, и зубы оскалены; шерсть на спине и шее топорщилась.

– Знаем мы вас, – сказал еж.

Крыса кинулась на него. Она уже была обозлена дракой, а слова ежа обозлили ее еще более.

Но еж знал как встретить ее; драться с ней он не намеревался, ему важно было только отвлечь ее на некоторое время от приятеля, а за себя он не боялся... В мгновение он ощетинился весь своими колючками, и колючки больно впились крысе в нос, в лапы, в шею. С визгом она отскочила прочь.

А еж опять расправил колючки, показал голову и сказал:

– Воры вы, вот что.

У ежа было только одно незащищенное место – рыльце, но когда крыса вторично бросилась на него, он проворно спрятал голову и опять подставил зверьку свои жесткие острые иглы.

А кот потерял уж последние силы. В начале схватки перевес был на его стороне, потому что он напал неожиданно, и крысы не успели приготовиться к защите; но теперь они оправились и, в свою очередь, яростно набросились на кота. Конечно, он мог вырваться и убежать, но ненависть к крысам была в нем сильней, чем страх смерти.

Он сам пришел в ярость и уж не чувствовал ран и не видел крови, бегущей из ран. Несколько раз он падал, крысы накидывались на него, цепляясь ему в спину, в бок, но он поднимался снова, напрягая остаток сил, пуская в дело когти и зубы; крысы отскакивали, а через секунду опять повисали на нем.

В глазах у него потемнело, дышать становилось тяжело... Больше не было сил.

– Ха-ха-ха! – раздался вдруг голос за дверью.

Это дядя Вак пришел посмотреть, как кот расправляется с крысами.

Дядя Вак сел на пороге в своей излюбленной позе по-турецки и заквакал:

– Ну-те, покажите мне, где же эти крысы?..

И так неожиданно было его появление, и этот хохот, и таким, действительно, страшилищем казался дядя Вак, что крысы оставили и кота и ежа, и одна за другой пригнувшись к полу, быстро скользнули за сундук в угол, где у них была лазейка под пол. Даже кот и еж не сразу узнали дядю Вака, а потом еж сказал.

– Никогда не знал я такого горла... Что ж ты был у этого рака, а теперь, значит, так?.. Чего тут околачиваешься?

И он бросил вопросительный взгляд на кота.

– Вот, спросите у него, – сказал дядя Вак и принял скромный, но вместе с тем полный достоинства вид.

– Он у нас теперь ученый, – отозвался кот из угла, где он зализывал свои раны. – Сидит в банке и предсказывает погоду.

Тогда всякая скромность соскочила с дяди Вака, и он сразу стал важный, необыкновенно важный, как настоящий ученый.

Но для ежа было, кажется все равно, ученый ли дядя Вак, или не ученый.

– Лодырь, – сказал он, и потом обратился к коту: – Ну, что ж, пойдем отсюда?

– Пойдем – сказал кот.

И все трое вышли на крыльцо. А на дворе уж светало. Где-то на деревне скрипели ворота. По небу летели галки и громко кричали.

Глава VI

Так, в полном молчании, дошли они до колодца. Около колодца стояла большая лужа. За ночь вода в луже отстоялась и была прозрачная и чистая.

Еж и кот хотели было пройти мимо лужи, но дядя Вак попросил их подождать, пока он выкупается. Он влез в лужу и стал нырять и плавать... Он шлепал ногами по воде, пускал пузыри и вообще опять развеселился.

– Ну, будет тебе, – сказал ему еж, – пойдем.

Дядя Вак сел посреди лужи и квакнул.

– Пойдем! – опять сказал ему еж.

– Не пойду! – сказал дядя Вак.

– Что, старое вспомнил? – заговорил еж: – так это тебе, брат, не болото...

И он задвигал бровями, подошел к самой воде и грозно крикнул:

– Пойдем!

А дядя Вак нырнул головой вниз, затем вынырнул и растянулся на воде, вытянув во всю длину задние ноги, а передние расставив в стороны.

Еж обошел вокруг лужи, попробовал было войти в воду, но тряхнул лапкой и отступил назад.

– Пойдешь ли ты? – крикнул он еще грозней, – подождал минуту и добавил: – а то я сейчас чибиса кликну, он тебя живо выгонит...

– Ишь ты, – усмехнулся дядя Вак. – Где-то вы тут чибиса возьмете?..

Он потихоньку поплыл посередине лужи и потом снова остановился и распластался на воде. Еж глядел на него почти с презрением.

– А ты думаешь, – начал он, – что ты болотный житель, так и все такие лежебоки! Чибис, – он вон у нас за садом смотрит и за огородом.

Дядя Вак повернулся, подплыл чуточку вперед и молча уставился на ежа.

– Чего вытаращился – продолжал еж, – тоже не тебе чета. Посадили в банку, а он удрал и рад... Ведь ты что так?.. Ну скажи мне, что ты так, без дела? Тьфу и больше ничего! А ты, когда тебя посадили, так и сиди и предсказывай погоду, если умеешь, потому что всякому положено что-нибудь делать...

Но дядя Вак мало его слушал.

– А про чибиса ты сказки рассказываешь, – заметил он и еще ближе подплыл к ежу, потому что его все-таки разбирало любопытство. – Как же он за огородом смотрит?..

– А так и смотрит, – ответил еж, – выйдет себе утречком и ходит по грядкам; как какой червяк или там личинка – сейчас цап и съел. Оттого у нас в огороде и капуста такая хорошая и всякий овощ...

– Ну, позови его, – сказал дядя Вак.

– Да вон он идет сам, – вмешался в разговор кот, – а это верно, что он у нас за огородом смотрит...

И он закивал головою и стал мурлыкать:

– Доброго утра, доброго утра, чибис!

– Чибис, чибис, – закричал еж, – иди сюда!

И когда чибис, хорошенькая птичка, величиной с голубя, с белым зобом и черными крыльями, подошел, он сказал, указывая на дядю Вака:

– Видал ты такого?

– Чи-ви! чи-ви! – закричал чибис и захлопал крыльями. – Да ведь это дядя Вак!

Дядя Вак тоже узнал чибиса. Чибис раньше жил на том же болоте, где и дядя Вак. А на болоте все знали дядю Вака и все хоть раз ходили поглядеть на него. И дядя Вак тоже всех знал.

– Как вы сюда попали? – спросил чибис, вошел в воду и оглядел дядю Вака со всех сторон. – А бородавка-то у вас все такая ж, – заметил он.

– Такая ж, – сказал дядя Вак. – А ты зачем тут?

– Вот расскажи ему, чибис, – проговорил еж, отошел немного в сторону и обратился к коту: – ну что, больно?

– Ничего, – сказал кот, – пройдет. А тебя не поцарапали?

И у них начался свой разговор. А дядя Вак беседовал в это время с чибисом.

– Что же ты, чибис, совсем тут думаешь остаться, или как?.. А?..

– Совсем.

– Хм... Хорошо, значит?.. Мне тут про тебя рассказывали, будто ты стал огородником... Правда это? И как это вышло?

– А так и вышло. Поймали меня на болоте, а потом пустили в огород. Ну, я и стал смотреть за огородом; вы, небось, утром когда бывали на огороде? – по грядкам этих разных червячков страсть... Ходишь и собираешь...

– Обжился, значит?

– Главное при деле...

Они помолчали.

– Я тоже при деле, – сказал дядя Вак.

– Оно конечно... – проговорил чибис, поглядев на дядю Вака и на лужу, в которой он сидел. – В луже себе купаетесь?..

Он сконфузился и не знал, что сказать дальше. Ему казалось непонятным, какое такое дело может быть у дяди Вака, и он подумал, не обидел ли дядю Вака своими словами.

– Я – ученый, – сказал дядя Вак.

– Вы?

– Да, я.

Дядя Вак покосился в ту сторону, где был кот и еж, и продолжал:

– Как водится, у меня есть свой стеклянный кабинет, и я там сижу...

И вдруг он умолк и поплыл по луже; он увидел, что к луже направляется еж, а ему вовсе не хотелось пререкаться с ежом.

– Ужасный грубиян, – шепнул он чибису, кивая на ежа.

И это тоже показалось чибису непонятным: ежа он знал за очень серьезного господина; ему, по крайней мере, он никогда не грубил.

– Эй ты, – крикнул еж, подойдя к луже, – дядя Вак, вылезай!..

Дядя Вак сделал вид, что не слышит его, и продолжал плавать.

– Послушай, – обратился к ежу чибис, – он говорит, что он теперь ученый?..

– Не знаю, – ответил еж, – сидит в банке и показывает погоду, вроде как ртуть в барометре...

Дядя Вак перестал плавать. Он сел, как прежде, посреди лужи, оглянул всю компанию, подумал минуту и потом заговорил:

– Милостивые государи! Я не знаю, что я такое сделал ежу, что он на меня сердится. Я очень помню, как он спас меня от змеи, а поэтому прощаю ему все его грубости. Что же касается насчет банки, то я готов хоть сейчас туда... Так что меня незачем называть лодырем. Только из лужи я не вылезу: вы видите, что уж взошло солнце, а от солнца со мной может быть удар. Пусть сюда принесут банку.

Такую речь не всякий, пожалуй, хороший оратор нашелся бы сказать; это все почувствовали.

– Но как мы достанем банку? – сказал еж.

– Это мудрено, – сказал кот.

– Тогда я буду кричать, кричать как можно громче, – решил дядя Вак, – меня наверное услышат и тогда придут сюда, увидят, что я тут, и принесут банку.

И он принял молодцеватый вид. Затем он надулся, выпучил глаза и крикнул на всю усадьбу:

– Банку! банку!

– Идут, идут! – воскликнул вдруг еж.

Как я уже говорил, дядя Вак был настоящий великан между лягушками, и хозяин усадьбы узнал его сразу и уже шел к нему с банкой. А дядя Вак не стал дожидаться, пока его поймают, и сам прыгнул в банку...

И это так всех удивило, что в усадьбе целый день только и говорили, что про дядю Вака. При этом одни называли его необыкновенно умным, а другие большим дураком.

Глава VII

Банку с дядей Ваком поставили на прежнее место, на окошке. Только банка теперь была другая, пошире и повыше. Хозяин нарочно выбрал такую банку, чтобы дяде Ваку было где свободно поплавать и понырять, и он не особенно скучал о болоте.

А лесенку в банке поставили самую маленькую...

Впрочем, дядя Вак и не думал о бегстве. Он сказал себе:

– Будет, дядя Вак, бить тебе баклуши.

И стал держать себя степенно и важно, как будто весь век просидел в своем стеклянном кабинете...

Я не могу сказать, верно ли дядя Вак предсказывал погоду, или нет, только раз он подслушал такой разговор между хозяйским сыном и другим мальчиком (этот другой мальчик быль ровесник хозяйскому сыну и гостил тогда в усадьбе).

– Знаешь, – сказал хозяйский сын, – давай играть в выставку?

А другой мальчик поглядел на хозяйского сына и глаза у него стали большие-большие. Должно быть, он совсем не понимал, что такое значит выставка.

Однако, он не хотел показать этого хозяйскому сыну, что ничего не знает про выставку и сказал:

– Давай...

Только он сейчас же покраснел, а сам все смотрел на него... И дядя Вак сразу понял, зачем он так смотрит на хозяйского сына: он хотел узнать, догадался ли тот, что он ничего не понимает про выставку, или не догадался.

А хозяйский сын, видно, догадался. Он заложил руки за кушачок прошелся несколько шагов взад и вперед по комнате и сказал:

– Меня дядя брал на выставку и там было много коров и лошадей, и дядя говорил, что, какие лошади и коровы лучше, им дают медали...

– Не знаю, – сказал другой мальчик.

А хозяйский сын продолжал, кивнув головою:

– Да, медали и большие, и я даже сам, сделал такую медаль и повесил на шею нашему коту Усачу...

– Я видел, – сказал другой мальчик тихо.

«Чего он важничает?» – подумал дядя Вак про хозяйского сына.

– Что ж, будем играть? – спросил хозяйский сын.

– Хорошо, – сказал другой мальчик, – я только не знаю...

– Мы сначала вырежем медали, – стал объяснять хозяйский сын, – ты знаешь, из жести; я нарочно спрятал для этого крышку от ваксы; а выставка у нас будет в беседке на лавочке. Мы там поставим банку с лягушкой потом клетку с чибисом, потом посадим кота и ежа. А потом будем разбирать, кому из них повесить медаль побольше, кому поменьше... Хорошо?

– Хорошо... – опять сказал другой мальчик, но, вероятно, ему очень хотелось играть в выставку, и он спросил, помявшись немного:

– А когда это будет?

– Хочешь – сейчас?.. Пойдем!

И оба мальчика, как по уговору, разом вместе побежали из комнаты.

А дядя Вак нырнул на дно банки и стал думать, как он еще посолиднеет, когда у него будет медаль.

И ему совсем стало весело, когда, час спустя, опять вернулся хозяйский сын и другой мальчик, взяли банку и понесли в беседку.

Всю дорогу до беседки дядя Вак нырял и пускал пузыри.

В беседке он нашел всех своих старых знакомых. Они чинно сидели рядком на скамейке и потихоньку переговаривались друг с другом. А когда увидели дядю Вака, разом закричали:

– Здравствуй, дядя Вак!

– Добрый вечер, дядя Вак!

– Как поживаешь, дядя Вак!

И дядя Вак каждому сказал что-нибудь приятное.

Коту он пожелал в самом скором времени передушить всех мышей и крыс, ежу – долгой жизни, а чибиса назвал земляком.

Ему как раз и место отвели около чибиса. И он поглядывал на чибиса сквозь стенки своего «кабинета» и делал большие усилия, чтобы не квакнуть, как следует, от радости.

– Начнем, – сказал хозяйский сын.

– Начнем, – сказал другой мальчик.

И потом они стали спорить, однако, вежливо и не задевая друг друга, как это вообще принято в таких случаях. Дядя Вак не совсем хорошо их понимал.

Хозяйский сын старался, по-видимому, втолковать другому мальчику, что лучше всех кот, так как он истребляет мышей, которые портят зерно в амбарах; другой мальчик, наоборот, отдавал преимущество ежу.

– Ведь еж тоже, – говорил он, – уничтожает мышей, да, кроме того, еще и змей!

Но тут выяснилось, что и без чибиса плохо пришлось бы хозяину, а также и без предсказателя погоды. (Услышав это, дядя Вак тихонько квакнул).

– Если бы не знали, какая будет погода, – доказывал другой мальчик, – то могли бы оставить сено на лугу, а как пошел бы дождь, то оно и погнило бы...

– Как же быть? – сказал хозяйский сын.

И они долго рассуждали, как быть, а потом решили всем повесить медали – и коту, и ежу, и чибису, и дяде Ваку.

Только ежу им не пришлось повесить медали, потому что он все время сидел, свернувшись клубком, а когда стали развешивать медали, незаметно юркнул из беседки и спрятался в кустах.

Еж, хоть и был ручной, все-таки был подозрителен и недоверчив, а кругленькие блестящие медали на розовых ленточках казались ему совсем непонятной штукой.

Зато дядя Вак сам просунул голову в ленточку и, увидев, наконец, у себя на груди медаль, крякнул так, как будто проглотил что-то необыкновенно приятное и вкусное.

Он даже по животу себя погладил. А затем взлез на верхнюю ступеньку и стал таращить по сторонам глаза и как будто хотел сказать: смотрите, какой я стал теперь!..

Глава VIII

Каждый год хозяин усадьбы летом держал у себя в банке лягушку, а когда проходило лето выпускал лягушку опять на волю. Так он сделал и с дядей Ваком.

Но он, конечно, не знал, откуда дядя Вак родом, и выпустил его в пруд.

А дяде Ваку это было как раз на руку. Он сейчас же отправился разыскивать рака-оператора.

Нашел он его в самом глубоком месте пруда под обрывом. Рак-оператор сидел на пороге своей печуры и, не мигая, смотрел прямо перед собою. Должно быть, он думал о чем-нибудь важном.

Был он большой, с огромными клешнями, с длинными и гибкими, как два хлыста, усами.

Дядя Вак подплыл к нему, остановился на воде и окликнул:

– Здравствуйте, господин оператор.

Рак шевельнул усами и сказал сердито:

– Что вам угодно?

– Я к вам вот по этой части, – сказал дядя Вак, повернулся к нему боком и указал на свою бородавку.

– Отрезать? – коротко спросил рак.

– Вот именно! – квакнул дядя Вак и опять повернулся к нему передом и улыбнулся. – Я был бы очень вам благодарен...

– Пожалуйте! – пригласил его рак, сам продвигаясь задом подальше в печуру.

В печуре у рака оказалось довольно просторно. Кроме самого рака-оператора, в ней еще жили два маленьких рачка, фельдшера, бывшие у него на обучении.

Рак-оператор протянул маленьким рачкам клешни и велел им хорошенько почистить их песком, потом попробовал достаточно ли они остры, и сказал дяде Ваку:

– Пожалуйте! – Повернул дядю Вака, как ему было удобней, щелкнул клешнями и сразу отхватил бородавку...

Потом, как ни в чем не бывало, опять вылез на порог печуры и стал поджидать других больных, а его фельдшера принялись торопливо промывать ранку дяде Ваку – один держал под руки дядю Вака, хоть ему ни капельки не было дурно, но у них уж был такой обычай, а другой промывал.

Покончив с промываньем, они залепили ранку надошником и крикнули:

– Готово!

– До свиданья! – сказал дядя Вак.

– До свиданья! – в один голос сказали маленькие рачки, пятясь назад и приседая.

А большой рак сказал, не оборачиваясь:

– Пожалуйста, не задерживайте других.

Передневав в пруде, на следующую же ночь, рано вечером дядя Вак отправился в свое родное болото. До болота было недалеко, и дядя Вак весело прыгал по кочкам и через рытвины.

А в болоте в это время происходил обычный вечерний концерт. Лягушки сидели в воде, в тине и по кочкам и квакали. Каждая квакала, что ей нравится.

Вдруг одна, крикнула:

– А я знаю, где теперь дядя Вак!

И все лягушки закричали:

– Дядя Вак, дядя Вак!

– Он в пруде! – крикнула опять лягушка, которая, очевидно, все очень хорошо знала про дядю Вака.

И все опять закричали:

– Он в пруде! Он в пруде!

И все были довольны; так это у них выходило согласно и хорошо.

– Громче! громче! – кричали старые лягушки. – Все вместе, все вместе!

И вдруг на берегу болота показался сам дядя Вак...

Он сделал последний огромный прыжок и шлепнулся в воду; потом вынырнул, взобрался на кочку и показался всем – с медалью и без бородавки...